Она вскочила на ноги, и Квинлан был уверен, что она собирается наброситься на Бидермейера. Он слегка коснулся ее руки. Все ее мышцы застыли в напряжении. Салли закричала:

– Вы ведь получали удовольствие, поганый извращенец?

Она резко повернулась, чтобы посмотреть в лицо матери.

– Я много чего не помню, потому что он накачивал меня лекарствами до бессознательного состояния, чтобы я не могла бороться с ним и с его надзирателями. Неужели ты не понимаешь! Они ни под каким видом не могли отказаться от лекарств. Я бы вывела их на чистую воду. А ты знаешь, что отец иногда специально велел Бидермейеру уменьшать дозу, чтобы, когда он придет надо мной поиздеваться, я могла бы получше это прочувствовать. Это правда, Ноэль, поверь! Мой отец, твой муж. Я тебя не обманываю. Я не выдумала все это специально для того, чтобы потешить свое извращенное самолюбие. Мой отец был настоящим чудовищем, Ноэль. Но ведь ты сама это знаешь?

Ноэль закричала на Салли, чуть не завизжала:

– Больше ни слова об этом, Салли! Достаточно этой безумной лжи! Я не могу этого вынести, просто не в состоянии.

Скотт Брэйнерд тоже повысил голос:

– Да, Салли, правильно. Этого более чем достаточно. Сейчас же извинись перед мамой за ужасные вещи, которые ты наговорила ей про мужа.

– Но все это правда, и ты это сам знаешь, Скотт. Отец не мог бы упечь меня без твоего участия. Скажи, Скотт, зачем ты хотел убрать меня с дороги?

– Что ты, Сьюзен, мне было так жаль, что тебя пришлось поместить в лечебницу! Меня это просто убивало. Но мы были вынуждены так поступить, ведь ты могла причинить вред самой себе.

К радости Квинлана, Салли удалось расхохотаться.

– О, Скотт, это замечательно, у меня просто нет слов. Да ты – жалкий лжец! Знаешь, Ноэль, когда отец меня избивал или просто занимался своим делом, стоя надо мной и прижимая меня к кровати, – так вот, ты знаешь, он при этом смеялся и приговаривал, что наконец-то ему удалось устроить, чтобы я оказалась как раз там, где мне самое место, где он всегда хотел меня видеть.

Господи, сейчас я все припоминаю! Он заявил, что это его месть за все годы, которые я пыталась защищать тебя от него. А еще сказал, что пребывание в этом милом местечке поможет держать мой рот на замке. Я, мол, не смогу проболтаться обо всем остальном – только не знаю, что он при этом имел в виду.

– Зато я знаю, – вставил Квинлан. – Мы вернемся к этому позднее.

Салли улыбнулась ему и согласно кивнула. Потом снова обратилась к матери:

– Он тебе рассказывал, как сильно меня ненавидит? Мне кажется, что ему было недостаточно просто посадить меня под замок. Наверное, ему было мало того, что он избивал тебя, потому что он стал приходить, чтобы бить и меня тоже. Два раза в неделю. Как часы. Это был человек, подчинивший дисциплине даже свои слабости. Я была настолько одурманена, что иногда теряла счет времени, но Холланд – тот маленький сентиментальный придурок, про которого я уже говорила, – бывало, говорил: «Да-а. Старик является каждый :вторник и каждую пятницу и давай бить-колотить».

Разумеется я не все время была без сознания. Многие его «посещения» я помню, особенно те, когда мне уменьшали дозу. Ему доставляла удовольствие сама мысль, что я осознаю, что это он. Но совершенно бессильна его остановить или помешать ему делать со мной все, что ему вздумается.

Ноэль Сент-Джон повернулась к доктору Бидермейеру.

– Она ведь больна, правда, Альфред? Ведь это не может быть правдой? И не только Эймори, но и Скотт – они же мне клялись, что Салли очень больна. В том же уверяли и вы.

Бидермейер пожал плечами. «Похоже, это любимый ответ доктора на все вопросы», – подумал Джеймс.

– Я думаю, миссис Сент-Джон, что она сама верит в то, что говорит. Салли действительно очень серьезно больна. Именно потому, что она верила, будто отец делал с ней все эти вещи, она чувствовала, что должна его убить – чтобы успокоить собственное чувство вины. Я вам рассказывал, как она ухитрилась спрятать успокаивающие средства под языком и сбежать из лечебницы. Салли направилась прямо сюда, как почтовый голубь, взяла с письменного стола пистолет отца и, как только он вошел, выстрелила. Вы слышали выстрел, Ноэль. И вы. Скотт, тоже. К тому времени, когда я прибыл, Салли стояла над телом, глядя, как из груди отца сочится кровь, а вы двое просто смотрели на нее, не веря своим глазам. Я пытался ей помочь, но она направила этот пистолет на меня и снова сбежала.

«Вот оно, начинается». Квинлан выпрямился на диване. Время пришло. Его тут ничто не удивило, через несколько минут все это не будет удивлять и Салли.

Бидермейер повернулся к Салли.

– Успокойся, дорогая. Я огражу тебя от полиции. – Его голос звучал так тихо и успокаивающе, как шорох дождя по оконному стеклу. – Я спасу тебя от ФБР, от прессы, от кого угодно. Тебе нужно оставить этого мужчину – ведь ты даже не знаешь, кто он такой.

– Сьюзен, – раздался голос Скотта. – Я очень сожалею о случившемся, но я понимаю, что ты не могла с собой справиться. Все эти иллюзии, фантазии, о которых рассказал доктор Бидермейер, все это было с тобой. Ты действительно застрелила Эймори, мы застали тебя с пистолетом в руке. Мы видели, как ты, держа пистолет, склонилась над телом. Все просто хотели тебе помочь. Мы не сказали полицейским ни слова, доктор Бидермейер уехал еще до их появления. Никто тебя не обвинял. Мы с самого начала защищали тебя.

– Я не убивала своего отца. Заговорила Ноэль:

– Но ты говорила, что совсем ничего не помнишь. Ты рассказывала, как боялась, что Эймори убила я, и именно поэтому ты и пустилась в бега. Чтобы выгородить тебя, я заставила полицию подозревать меня в убийстве – я старалась вести себя так, будто виновата, хотя на самом деле я его не убивала. Спасло меня то, что они так и не нашли орудия убийства. Ни Скотт, ни я не рассказали полиции, что мы практически были свидетелями выстрела. Скотт им даже не сказал, что был в доме. Это навлекло на меня еще больше подозрений. Они не смогли тебя найти. У полиции сложилось мнение, будто ты знала, что убийца – я, и поэтому скрылась. Но я этого не делала, Салли, не делала. Это сделала ты.

– Я тоже знаю, что Ноэль не убивала, – подтвердил Скотт. Его остывающая трубка теперь свободно болталась в правой руке. – Мы встретились в коридоре и вместе прошли в гостиную. Ты была там – склонилась над телом с пистолетом в руке. Ты должна поехать с доктором Бидермейером, или тебе придется закончить свои дни за решеткой.

– Ах да, – встрепенулся Квинлан. – Добрый доктор Бидермейер! Или мне следует называть вас Норманом Липси, представителем нашего доброго северного соседа – Канады?

– Я предпочитаю Бидермейера, – произнес доктор с завидным хладнокровием. Он еще удобнее расположился в кресле – само олицетворение невозмутимого расслабленного мужчины, безмятежное спокойствие которого не омрачено ни единой проблемой.

– О чем он говорит? – насторожился Скотт.

– Наш добрый доктор – шарлатан, – пояснил Квинлан. – Его маленькое укромное убежище не что иное, как тюрьма, в которую можно упрятать нежелательную персону, если родственники или еще кто-то хотят убрать человека с дороги. Мне давно любопытно, какую кругленькую сумму платил ему отец Салли, чтобы держать свою дочь в лечебнице? Может, вы знаете, Скотт? Возможно даже, часть этих денег была вашей. Я почти уверен, что так оно и было.

– Вы меня оскорбляете. Я – врач. Я подам на вас в суд за клевету.

Ноэль неуверенно заговорила:

– Я бывала в лечебнице доктора Бидермейера. Это современное заведение, очень чистое, трудно пожелать пациентам лучшего места. Я не навещала Салли только потому, что она была очень больна. Что вы имеете в виду, мистер Квинлан, когда говорите, что клиенты платят доктору Бидермейеру за то, чтобы он держал, как вы утверждаете, в «тюрьме» их врагов?

– К сожалению, это правда, миссис Сент-Джон, сущая правда. Ваш муж мечтал убрать Салли с глаз долой. Хотел ли он таким образом отомстить ей наконец за ее многочисленные попытки заступиться за вас? Готов поклясться, что все это действительно часть его мести.